На этих иллюстрациях видна главная особенность применения абстрактного метода в тектологии. В опытах, например, О. Бючли или идущих по тому же пути опытах Л. Румблера, А. Геррера, С. Ледюка, О. Леманна и других от жизненного явления реально отвлекается его «биологический» материал; но затем надо еще мысленно отвлечься и от того материала, на котором эксперимент воспроизводится. Реальное абстрагирование необходимо дополняется мысленным.
Еще чаще, разумеется, тектология вынуждена будет ограничиваться одним мысленным абстрагированием.
Только абстрактный метод способен дать нам настоящие и универсальные тектологические законы.
На их основе станет возможна широкая тектологическая дедукция, которая будет прилагать и комбинировать их для новых теоретических и практических выводов. Правда, она может начинаться уже при наличии простых эмпирических обобщений; но тогда она, как показывает пример других наук, еще малонадежна. Когда же выяснены общие законы, то дедукцией дается твердая опора для планомерной организационной деятельности — практической и теоретической: тогда устраняется элемент стихийности, случайности, анархичного искания, делаемых ощупью попыток в труде и в познании. Полный расцвет тектологии будет выражать сознательное господство людей как над природой внешней, так и над природой социальной. Ибо всякая задача практики и теории сводится к тектологическому вопросу: о способе наиболее целесообразно организовать некоторую совокупность элементов — реальных или идеальных.
Технические задачи в значительной мере уже теперь разрешаются подобным образом, с помощью точных методов, хотя и не формулируются еще тектологически, т. е. как задачи организационные. Но и в научной технике сила специализации, дробность и ограниченность опыта, взаимная оторванность отдельных методов, несомненно, мешают достигать наиболее общих и наиболее совершенных решений; и здесь тектология должна сыграть свою роль. Что же касается задач социально-экономических, политических, художественных, большинства познавательных, то они находятся еще всецело в стадии стихийной выработки методов; оттого, между прочим, такое огромное значение в этих областях имеют личная «талантливость» и «гениальность», т. е. выходящая необычного уровня организационная способность. Тут, очевидно, роль тектологии должна оказаться особенно велика.
Применяясь на деле, каждая тектологическая дедукция будет получать экспериментальную проверку, которая в то же время явится и проверкой законов, послуживших основой дедукции. Успех тектологических обобщений и выводов зависит прежде всего от правильного анализа изучаемых комплексов, от целесообразного их разложения на элементы. Оно должно быть дано той или иной частной наукой; но на деле это далеко не всегда окажется уже выполнено ими, потому что они еще не стоят на тектологической точке зрения, а живут обособленной, специализированной жизнью. Часто могут понадобиться новые опыты, приспособленные к новой цели; они будут состоять, например, в планомерной дезорганизации объектов изучения, которая выделит самые элементы и раскроет их связь.
Как видим, тектология в своих методах с абстрактным символизмом математики соединяет экспериментальный характер естественных наук. При этом, как было выяснено, в самой постановке своих задач, в самом понимании организованности она должна стоять на социально-исторической точке зрения. Материал же тектологии охватывает весь мир опыта. Таким образом она и по методам, и по содержанию наука действительно универсальная.
В настоящее время она только зарождается. Тем не менее путь для нее настолько подготовлен другими науками и живой организационной практикой, что уже ее первые выводы могут и должны найти себе полезное применение в разных областях труда, познания и общения людей.
Организационная наука характеризуется прежде всего и больше всего своей точкой зрения. Отсюда вытекают все особенности ее задач, ее методов и результатов. Различие с другими науками в их современном виде выступает уже начиная с самой постановки вопроса.
Здесь следует установить два существенных момента. Во-первых, всякий научный вопрос возможно ставить и решать с организационной точки зрения, чего специальные науки либо не делают, либо делают несистематически, полусознательно и лишь в виде исключения.
Во-вторых, организационная точка зрения вынуждает ставить и новые научные вопросы, каких не способны наметить и определить, а тем более решить нынешние специальные науки.
Всего ближе организационная точка зрения, казалось бы, должна быть наукам биологическим и общественным, которые трактуют об организмах и организациях. Однако она там имеется в далеко не осознанном виде, применяется не целостно и не планомерно. Поэтому во многих случаях достаточно ее решительного и ясного применения к той или иной задаче, чтобы сразу получилось новое освещение всех раньше известных фактов, а затем и новые выводы, иногда глубоко отличающиеся от прежних решений.
Так, например, весь огромный вопрос об идеологиях, т. е. о формах речи, мышления, права, морали и проч., вопрос, охватывающий обширную область социальных наук, обычно рассматривался вне представления о социальной организации как целом, части которого связаны необходимой жизненной связью. Марксизм впервые определенно выяснил эту связь, но не полностью, а лишь частично, одну ее сторону — зависимость идеологии от отношений производства как форм вторичных или производных от форм основных. Он оставил без выяснения объективную роль идеологии в обществе, ее необходимую социальную функцию: в организованной системе каждая часть или сторона дополняет собой другие части или стороны и в этом смысле нужна для них как орган целого, имеющий особое назначение. В отдельных случаях марксизм подходил к такой задаче, устанавливая, что та или иная идеология служит интересам того или иного класса, закрепляет условия его господства или является его оружием в борьбе против других классов. Но он не ставил вопроса в общей форме и для многих важных случаев брал без критики старые, донаучные формулировки, например искусство считал простым украшением жизни, науки математические и естественные — внеклассовыми, высшие научные истины — чистыми, не зависящими от общественных отношений. Организационная точка зрения сразу изменила эти понятия, устранила их пестроту и неопределенность, указала действительное и необходимое место идеологии в жизни общества. Это организующие формы для всей практики общества, или, что то же, ее организационные орудия. Они действительно определяются в своем развитии условиями и отношениями производства, но не только как их надстройки, а именно так, как формы, организующие некоторое содержание, определяются этим содержанием, приспособляются к нему. Вся идеологическая сторона жизни представляется в новом свете, и целый ряд ее загадок разъясняется сравнительно легко.